Эскорт
Мы говорили в основном о ее сыне, которого только что отвезли назад в хоспис. Говорили о нем уже в прошедшем времени: «Он умел играть на пианино. В школе он получил неплохое музыкальное образование, подавал надежды, но все это закончилось лишь работой в секции музыкальных инструментов местного супермаркета».
Эта беседы была начисто лишена эмоций.
В тот день мне стукнуло двадцать пять лет. А на следующий день я снова лежал под грузовиком на конвейере, поспав всего несколько часов. Но несмотря на это я чувствовал себя великолепно. Сейчас все мои проблемы в этой жизни уже не казались мне такими большими, как раньше. Поднимая вверх тяжелые автомобильные оси, перекрикивая пневматический рев цеха, я испытывал удивительно благодатное ощущение, говорившее мне о том, что вся моя жизнь чудо, а не ошибка.
Через две недели у его матери закончился отпуск и она покинула город, вернувшись домой в Висконсин.
Три месяца спустя, этот город покинул ее сын. Навсегда.
Я эскортировал раковых больных. Возил их на побережье, чтобы они смогли хоть раз в жизни увидеть море. Я доставлял умирающих от СПИДа на вершину горы Худ, чтобы они смогли увидеть оттуда весь мир, пока у них еще оставалось время для этого. Я сидел рядом с медсестрой, которая попросила меня следить за больным, фиксируя момент его смерти - короткий миг борьбы с удушьем, когда человек тонет во сне, захлебываясь водой, заполняющей легкие после отказа почек. Монитор на столе издает тихий писк каждые пятьдесять секунд, рапортуя об очередной капле морфина, впрыснутого в пациента. А потом веки этого человека резко распахнутся, зрачки закатятся, и вот уже на твоем лице останавливается совершенно белый немигающий взгляд. Ты можешь держать его остывающую руку до тех пор, пока тебя не сменит другой волонтер, или пока происходящее не станет тебе полностью безразлично.
