Невидимки
Жизнь тогда была замечательной. Я работала по три часа в день. Иногда по четыре или по пять.
В дверях фотостудии, прежде чем позволить ассистенту стилиста вышвырнуть себя вон, Эви обычно собиралась с силами и откидывала его в сторону. Паренек ударялся о дверную ручку и корчился от боли. А Эви вопила:
- Ни один из вас недостоин даже слизывать дерьмо с моей сладкой техасской задницы!
Потом она уходила и целых три, а иногда четыре или пять часов ждала меня на улице у своего "феррари".
Эви, эта Эви была самой лучшей моей подругой. Причудливая и забавная, она жила какой-то странной, непохожей на другие жизнью.
Об их романе с Манусом, об этой пламенной любви и удовлетворении я ничего не знала.
Убейте меня.
***
Перенесемся в тот день, когда Эви позвонила мне в больницу и упросила выписаться и приехать к ней. Ей-де страшно одиноко.
Предел суммы страховки моего здоровья - два миллиона долларов, а я пролежала в больнице все лето. Я должна была выписаться.
Уговаривая меня по телефону, Эви сообщила, что у нее уже есть билет на самолет. Она собиралась лететь на съемки в Канкун и хотела, чтобы я присмотрела за ее домом.
Сев к ней в машину, я написала на листе бумаги:
на тебе мой топик? ты же понимаешь, что растягиваешь его?
- Я попрошу тебя только об одном - кормить моего кота, - говорит Эви.
не представляю, что я буду делать в этой глуши, пишу я. и никогда не понимала, как ты можешь жить так далеко от города.
Эви отвечает:
- Если у тебя под кроватью винтовка, кажется, что ты не одна.
Я пишу:
некоторые девушки борются с одиночеством при помощи фаллоимитатора.
Эви восклицает:
- Эй! На что ты намекаешь? В такие отношения со своей винтовкой я не вступаю!
***
Итак, Эви улетает в Канкун, в Мексику. Я заглядываю под ее кровать и нахожу там винтовку тридцать какого-то калибра с оптическим прицелом. В ее платяных шкафах на проволочных вешалках висит то, что осталось от моей одежды - растянутые, обезображенные тряпки.
Перенесемся ко мне, лежащей в кровати. Полночь. Ветер треплет занавески, занавески из кружева. Кот, услышав чьи-то шаги на дорожке, посыпанной гравием, прыгает на подоконник и выглядывает в окно. Потом поворачивает голову и смотрит на меня. Снизу раздается звук бьющегося стекла.
Глава двенадцатая
Перенесемся в канун Рождества, последний перед моей аварией. Я еду домой, чтобы получить подарки и рассмотреть их вместе с предками. На Рождество мои родители из года в год ставят одну и ту же кричаще-зеленую искусственную елку. Когда гирлянды на ней горят слишком долго, воздух наполняется отвратительной вонью - так пахнут горячие полимеры, и от этого начинает болеть голова, как при гриппе.
Елка вся в огнях и блестках и увешана нашими старыми игрушками - красными и золотыми. А еще на ней пряди серебряного пластика, насыщенного статическим электричеством. Его называют дождиком. На самой верхушке все тот же кошмарный ангел с резиновым кукольным лицом.