Невидимки
- Можете себе представить? Мне подарили целую коробку проклятых фамильных ценностей, которые никому не нужны!
Точно так же, как я швырнула в камин табакерку Эви, Манус забрасывает пузатую серебряную посудину куда-то во тьму.
Чайник пролетает мимо утеса, падает вниз и приземляется так далеко от нас, что мы не слышим ни единого звука.
Не поворачиваясь к машине, Манус хватает из багажника очередную фамильную ценность. Серебряный подсвечник.
- Мое наследство!
Заброшенный в темноту, подсвечник несколько раз бесшумно переворачивается в воздухе и исчезает из виду. Наверное, так же тихо летают искусственные спутники.
- Вы понимаете, - спрашивает Манус, загребая рукой из багажника пригоршню колец для салфеток, - что я имею в виду, когда говорю, что родители - это Бог? Ты, естественно, питаешь к ним любовь и хочешь знать, что они всегда рядом, но практически никогда их не видишь, если им от тебя ничего не нужно.
Серебряный электротермос взмывает вверх и летит ввысь, ввысь, ввысь, к самым звездам, потом - вниз. И приземляется где-то между домами со светящимися телевизионной синевой окнами.
После того как костные осколки срастутся внутри пересаженной на ваше лицо кожи, пластический хирург попытается создать из всего этого нечто такое, при помощи чего вы сможете разговаривать, есть, на что вы сможете наносить косметику.
За операцией последуют годы жутких мучений.
Годы надежды на то, что результат многочисленных экспериментов и страданий окажется лучше, чем лицо без челюсти.
Годы рассматривания себя в зеркале и опасений.
Манус хватает из багажника белую свечу.
- Моя мама, - говорит он, - преподнесла мне на прошлое Рождество еще один подарочек. Коробку с вещами, которые она хранила с первых дней моей жизни.
Только взгляните на это! - Он показывает нам свечу. - Моя крестильная свеча!
Манус зашвыривает свечку во тьму.
Вслед за ней летит туфелька из бронзы.
И крестильный наряд.
И горстка детских зубов.
- Будьте вы прокляты! - орет Манус. - Сказочные зубки!
Очередная жертва Мануса - локон светлых волос в медальоне на цепочке. Он вылетает из его руки и с приглушенным звоном исчезает во мраке.
- Она сказала, что дарит мне эти штуковины, потому что у нее нет для них места, - выкрикивает Манус. - Вовсе не потому, что желает от них избавиться.
Гипсовый слепок, сделанный руками ученика начальной школы, следует за кулоном.
- Знаешь ли, мамочка! - восклицает Манус. - Если вся эта дребедень больше не нужна тебе, мне она тоже ни к чему.
Перенесемся в те моменты, когда Бренди заговаривает со мной о пластической хирургии. Я сразу вспоминаю о лоскуте на питающей ножке. И о реабсорбции. И фибропласте. И губчатой костной массе. И о годах надежды и страданий.
Ну как тут не рассмеяться?
Смех - единственный звук, который я могу издавать своим горлом и значение которого понятно людям.
Бренди, ее королевское величество с лучшими побуждениями и огромными силиконовыми сиськами - настолько огромными, что ей сложно стоять прямо, - она говорит:
- Ты хотя бы вникни в то, насколько обширны возможности современной медицины.
