Бойцовский Клуб
Он был в Сиэтле на прошлой неделе, когда бармен с шеей в корсете сказал ему, что полиция готовится совершить налет на бойцовские клубы. Этого потребовал лично комиссар городской полиции.
— Дело в том, — говорит Тайлер, — что есть полицейские, которые с удовольствием ходят в бойцовские клубы. И репортеры газет, и помощники юристов, и сами юристы, так что нас предупреждают обо всем заранее.
Значит, собирались закрыть?
— По крайней мере, в Сиэтле, — говорит Тайлер.
Я спрашиваю, какие меры предпринял Тайлер.
— Какие меры мы предприняли, — говорит Тайлер.
Мы созвали собрание «Комитета Разбоя».
— Нас больше не существует по отдельности, тебя и меня, — говорит Тайлер. — Надеюсь, ты уже это понял.
— Мы пользуемся одним и тем же телом, но по очереди.
— Мы дали специальное домашнее задание, — говорит Тайлер, — мы сказали: «Принесите нам дымящиеся яйца его достопочтенной светлости комиссара городской полиции, или как его там положено называть».
Все это мне не снится.
— Да, — подтверждает Тайлер, — не снится.
Мы собрали команду из четырнадцати обезьянок астронавтов, пятеро из которых были полицейскими, и направились в парк, где его честь выгуливает собаку.
— Не волнуйся, — говорит Тайлер, — с собакой все в порядке.
Нападение заняло на три минуты меньше, чем мы планировали. Мы положили на операцию двенадцать минут. Заняла она девять.
Пять обезьянок прижали комиссара к земле.
Тайлер рассказывает мне это, но каким то образом мне все уже и так известно.
Три обезьянки стояли на стреме.
Еще одна поддерживала связь по радио.
Другая обезьянка стянула с его светлости тренировочные штаны.
Собака — это был спаниель — все лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Одна обезьянка астронавт обмотала резиновую ленту три раза вокруг основания члена его чести.
— Другая встала между ног его сиятельства с ножом в руке, — шепчет мне Тайлер прямо в ухо, — а я стал шептать достопочтенному комиссару полиции прямо в его достопочтенное ухо, что если он не отдаст команду отменить налет на бойцовские клубы, то останется без своих достопочтенных яиц.
Тайлер шепчет:
— Не слишком ли вы далеко зашли, ваша честь?
Если перетянуть член резиновой лентой, то он онемеет.
— Какая вас ждет политическая карьера, если избиратели узнают, что у вас кое чего не хватает?
Похоже, что у его чести онемел не только член, но и язык.
Друг, ты посмотри, да у него яйца холодные, как лед.
Если хотя бы один бойцовский клуб будет закрыт, мы пошлем его яйца почтой: одно на восток, другое — на запад. Одно — в «Нью Йорк Таймс», другое — в «Лос Анджелес Таймс». Это будет вроде как наш пресс релиз.
Обезьянка астронавт сдирает липкую ленту со рта комиссара, и комиссар говорит: нет.
А Тайлер отвечает:
— Нам нечего терять, кроме своего бойцовского клуба.
Комиссару же есть, что терять.
На нашу долю в этом мире осталось только дерьмо и помои.
Тайлер подает знак той обезьянке, которая держит нож возле мошонки комиссара.
Тайлер говорит:
— Представь себе, что весь остаток жизни проходишь с мешочком между ног.
