На игле
Надеюсь, я ясно выражаюсь?
Куда уж яснее, ёбаный ты грамотей. Как же я тебя люблю, мозгоёб чёртов!
— Благодарю вас, ваша честь. Я слишком хорошо понимаю, сколько неприятностей я причинил своим родным и близким и что теперь отнимаю у суда драгоценное время. Однако одним из ключевых моментов реабилитации является способность признать, что проблема существует. Я регулярно посещаю клинику и в настоящий момент прохожу профилактическое лечение на основе метадона и темазепана. Я больше не обманываю самого себя. Надеюсь, что с божьей помощью я справлюсь с этой болезнью. Ещё раз благодарю вас.
Судья пристально смотрит на меня, чтобы уловить малейшие признаки насмешки у меня на лице. Но оно непроницаемо. Я научился этому «каменному» выражению, когда выводил из себя Бегби. «Каменное» лицо — это лучше, чем мёртвая маска. Я убёжден, что так оно и есть: мудак закрывает заседание. Я выхожу на свободу, а беднягу Картошку сажают.
Полицейский показывает ему: «Двигайся!».
— Прости, чувак, — говорю я, а на душе кошки скребут.
— Ничё… Я спрыгну с иглы, а в Сафтоне классная травка. Перебьюсь как нибудь, это самое… — отвечает он, пока его конвоирует легавый с широким рылом.
В холле за залом суда ко мне подбегает матушка и обнимает меня. У неё измученный вид, под глазами чёрные круги.
— Сыночек ты мой, что мне с тобой делать? — причитает она.
— Придурок. Это дерьмо тебя доконает, — качает головой мой брат Билли.
Я хочу что то ответить этому мудаку. Никто его сюда, на фиг, не звал, и его тупые замечания здесь тоже неуместны. Но не успеваю я открыть рот, как подходит Фрэнк Бегби.
— Рентс! Всё клёво! Классно выкрутился, бля. А Картошке позор, но всё равно лучше, чем мы ожидали. Десяти месяцев он не просидит, блядь. При хорошем поведении выпустят, на хер, через шесть. Даже раньше.
Дохлый, похожий на рекламного агента, обнимает мою матушку и подхалимски улыбается мне.
— Это надо отметить, сукин ты сын. В «Диконс»? — предлагает Франко. Мы, как настоящие торчки, выходим гуськом вслед за ним.
