Удушье
Обезьяна сидит рядом, готовя очередной каштан.
В этом нет ничего сексуального. Хотя счётчик показывал, что больше полумиллиона людей заходили на это посмотреть.
“Паломничество” - неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
Обезьяна с каштанами была из тех вещей, которые малышу было не понять, но он в чём-то восхищался парнем. Малыш был глуп, но он знал, что это в каком-то смысле гораздо выше его. Честно сказать, люди в подавляющем большинстве вообще не решатся раздеться при обезьяне. Их замучают сомнения, как у них смотрится жопа, не сильно ли она красная или отвисает. У большинства людей ни за что не найдётся сил даже нагнуться перед обезьяной, - а уж тем более, перед обезьяной, лампами и фотоаппаратом, - и даже если бы пришлось, сначала они сделали бы хренову кучу приседаний, сходили бы в солярий и подстриглись. А потом часами торчали бы раком перед зеркалом в поисках лучшего ракурса.
Опять же, даже пускай это всего лишь каштаны, придётся ведь ещё держать кое-что расслабленным.
Одна только мысль о пробах обезьян наводила ужас: вероятность быть отвергнутым одной обезьяной за другой. Ясное дело, человеку-то можно заплатить достаточно денег, и он будет пихать в тебя что угодно, - или же делать снимки. Но обезьяна-то. Обезьяна же вроде как честная.
Надежда одна - приобрести того же самого орангутанга, если он, конечно, не окажется излишне переборчивым. Либо так, либо будет исключительно хорошо натаскан.
Речь о том, что быть красивым и сексуальным - казалось ничто по сравнению с этим.
Речь о том, что в мире, где все из кожи вон лезут, чтобы казаться как можно красивее, этот парень таковым не был. И обезьяна не была. И то, чем они занимались - не было.
Речь о том, что маленького мальчика в порнографии подцепила не сексуальная часть.
Это была непоколебимость. Смелость. Полное отсутствие стыда. Спокойствие и неподдельная честность. Заведомая способность взять да и стать там, и сказать целому свету: “Да-да, вот так я решил провести свободный денёк. Постоять здесь в позе с обезьяной, которая толкает каштаны мне в жопу”.
И плевать мне, как я выгляжу. Или что вы подумаете.
Ну так миритесь с этим.
Он опускал весь мир, опуская себя.
И даже если парню не капли не нравилось там торчать, способность улыбаться, прикидываться таким в процессе, - это заслуживало даже большего восхищения.
Точно так же, как съёмки порнофильма требуют присутствия определённого числа людей, которые стоят здесь же за кадром, жуют бутерброды, вяжут, смотрят на часы, пока другие голыми занимаются сексом на расстоянии в каких-то несколько футов…
Для глупого маленького мальчика это стало просветлением. Быть в этом мире настолько спокойным и непоколебимым - казалось Нирваной.
“Свобода” - неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
Именно такой гордостью и уверенностью в себе маленький мальчик хотел обладать. Когда-нибудь.
Если бы на картинках с обезьяной был он сам, то каждый день он мог бы смотреть на них и думать: “Если я смог сделать такое, то смогу что угодно”. И неважно, с чем ещё придётся столкнуться, - если ты мог улыбаться и смеяться, пока обезьяна пялила тебя каштанами в промозглом бетонном подвале, а кто-то делал снимки, - да любая другая ситуация была бы как два пальца.
Даже ад.
Больше и больше в голове глупого малыша назревала такая мысль…
Что если на тебя посмотрит достаточно людей, то больше тебе уже не нужно будет ничьё внимание.
Что тебя достаточно когда-нибудь схватить, разоблачить и выставить напоказ, и тебе никогда уже не скрыться. Не будет разницы между твоей общественной и личной жизнью.
Что если ты достаточно приобретёшь, достаточно много добьёшься, то тебе никогда уже больше не захочется иметь или делать что-то ещё.
Что если ты будешь достаточно есть и спать, то больше тебе хотеться не будет.
Что если тебя полюбит достаточно много людей, то ты перестанешь нуждаться в любви.
