Удушье
Даже не стараясь хорошо позакрывать коробки, мамуля ставила их обратно на полку немного неаккуратно, чуть торопливо, и повторила:
- Она тебе нравится?
И, как будто оно было к месту, наш малолетний слизняк ответил:
- Она же просто приёмная мама.
И, не глядя на малыша, продолжая разглядывать улыбающуюся женщину на коробке в своих руках, мамуля сказала:
- Я спросила - нравится ли она тебе.
Мимо них по проходу протарахтела магазинная тележка, и белокурая леди потянулась, взяв с полки коробок с изображением блондинки, но с пузырьком какой-то другой краски внутри. Эта леди положила коробку в тележку и удалилась.
- Она считает себя блондинкой, - заметила мамуля. - Нам нужно всего лишь чуток перепутать людям их шаблонные представления о собственной личности.
Мамуля называла такое - “Терроризм сферы красоты”.
Маленький мальчик смотрел леди вслед, пока она не удалилась слишком далеко, и помочь уже было нельзя.
- У тебя уже есть я, - сказала мамуля. - Так как ты там называешь эту приёмную?
“Миссис Дженкинс”.
- И нравится она тебе?
А маленький мальчик прикинулся что раздумывает, и сказал:
- Нет?
- Ты её любишь?
- Нет.
- Ты её ненавидишь?
И этот бесхребетный малолетний червяк сказал:
- Да?
А мамуля ответила:
- Ты всё уяснил правильно, - она наклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза, и спросила:
- И как же ты ненавидишь миссис Дженкинс?
И малолетняя соска сказал:
- Очень и очень?
- И очень и очень и очень, - ответила мамуля. Протянула ему руку и сказала:
- Нам надо поторопиться. Нужно ещё поймать поезд.
А потом, проводя его через проходы, буксируя его за безвольную ручонку навстречу дневному свету за стеклянными дверьми, мамуля говорила:
- Ты мой. Мой. Отныне и навсегда, и не смей забывать об этом.
И, протаскивая его сквозь двери, она сказала:
- Да, просто на тот случай, если полиция или кто-то ещё потом начнёт тебя расспрашивать, я расскажу тебе про все мерзкие, грязные вещи, которые эта так называемая приёмная мать делала с тобой всякий раз, когда заполучала тебя наедине.
Глава 10
Там, где сейчас живу, в мамином старом доме, я сортирую мамины бумаги: табеля из колледжа, её дела, заявления, объяснительные. Судебные протоколы. Её дневник, всё ещё под замком. Всю её жизнь.
В следующую неделю я мистер Беннинг, который защищал её по скромному обвинению в похищении ребёнка после инцидента со школьным автобусом. Спустя ещё неделю, я государственный защитник Томас Уэлтон, который провёл ей сделку по признанию вины и скинул срок до шести месяцев после того, как её обвинили в издевательстве над животными зоопарка. Следом за ним, я поверенный “Американских гражданских свобод”, который ходил с ней на разборки по поводу обвинение в злоумышленном нанесении ущерба, корнями уходящее в возмутительное поведение на балете.
Это противоположно понятию “дежа вю”. Такое называется “жемэ вю”. Когда раз за разом встречаешь всё тех же людей или посещаешь всё те же места, но каждый раз всегда первый. Каждый встречный всегда чужой. Ничего знакомого вокруг.
- Как поживает Виктор? - спрашивает меня мама в следующий визит.
Кто бы я там ни был. Каким бы государственным защитником не оказался ныне.
“Какой ещё Виктор?”, - хочется спросить.
- Вам неохота будет слушать, - говорю. Это разобьёт вам сердце. Спрашиваю. - Каким был Виктор, когда был маленьким? Чего он хотел от мира? Была ли какая-то крупная цель, о которой он мечтал?
На данный момент моя жизнь представляется мне так, словно я играю в мыльной опере, которую смотрят герои мыльной оперы, которую тоже смотрят герои мыльной оперы, которую где-то вдалеке смотрят настоящие люди. Каждый раз, когда прихожу в гости, осматриваю коридоры на предмет нового случая переговорить с нашей доктором, с её маленьким чёрным мозгом, скрученным из волос, её ушами и очками.
