Удушье
- Братан, она совсем на тебя не похожа.
Моя мама пихает туда-сюда кусочки головоломки, - некоторые из них перевёрнуты и лежат серой картонной стороной вверх, - и пытается подогнать их в одно.
- Братан, - произносит Дэнни. Разворачивает стул задом наперёд и присаживается на него к столу, склонившись вперёд на спинку. - По моему личному опыту, такие паззлы лучше всего получаются, если сначала собрать все кусочки с плоскими краями.
Мамины глаза обшаривают Дэнни с ног до головы: его лицо, губы под мазью, его бритую голову, прорехи по швам его футболки.
- Доброе утро, миссис Манчини, - начинаю. - Вас пришёл проведать ваш сын Виктор. Вот он, - говорю. - Хотите сообщить ему что-то важное?
- Ага, - подтверждает Дэнни, кивая. - Я Виктор.
Он начинает отбирать кусочки с плоскими краями.
- Эта синяя часть по идее небо или вода? - интересуется.
А мамины старческие голубые глаза наполняются слезами.
- Виктор? - спрашивает она.
Прочищает глотку. Таращась на Дэнни, говорит:
- Ты здесь.
А Дэнни продолжает разгребать пальцами кусочки головоломки, выбирая те, что с плоскими краями и откладывая их в сторону. На щетине его бритой головы остались кусочки белого пуха от красной клетчатой рубашки.
И старческая мамина рука скрипит через стол, накрывая ладонь Дэнни.
- Так рада тебя видеть, - говорит она. - Как ты? Так давно не виделись.
Слезинка вытекает у неё из-под глаза и следует по морщинам в угол рта.
- Боже, - отзывается Дэнни, отдёргивая ладонь. - Миссис Манчини, у вас ледяные руки.
Моя мать отвечает:
- Прости.
Чувствуется запах какой-то закуски, вроде капусты или фасоли, которую здесь разваривают в кашу.
Всё это время продолжаю торчать рядом.
Дэнни выкладывает из кусочков несколько дюймов края. Спрашивает меня:
- Так а когда мы встретим твою ту самую замечательную докторшу?
Мама спохватывается:
- Ты же ещё не уходишь, правда? - смотрит на Дэнни мокрыми глазами, и её старческие брови встречаются над переносицей. - Я так по тебе скучала, - говорит она.
Дэнни отзывается:
- Эй, братан, нам подфартило. Вот уголок!
Трясущаяся как у пьяницы мамина старческая рука с дрожанием поднимается и подбирает комок красного пуха у Дэнни с лысины.
И я вмешиваюсь:
- Простите, миссис Манчини, - говорю. - Вы, случайно, ничего не собирались рассказать вашему сыну?
Моя мама молча смотрит на меня, потом на Дэнни.
- Побудешь тут, Виктор? - спрашивает. - Нам надо поговорить. Мне так много всего нужно объяснить.
- Так объясните, - советую я.
Дэнни отвечает:
- Это, кажется, глаз, - говорит. - Так здесь что, по идее, чьё-то лицо?
Мама поднимает трясущуюся руку открытой ладонью в мою сторону и просит:
- Фред, всё только между мной и моим сыном. Это важный семейный вопрос. Пойди куда-нибудь. Иди посмотри телевизор и дай нам пообщаться наедине.
А я пытаюсь сказать:
- Но…
Но мама повторяет:
- Иди.
Дэнни говорит:
- Вот ещё уголок.
Дэнни выбирает все кусочки с синевой и откладывает их в сторону. Все кусочки одинаковой стандартной формы - жидкие крестики. Расплавленные свастики.
- Иди лучше взамен попробуй спасти ещё кого-нибудь, - говорит мама, не глядя на меня. Смотрит на Дэнни и продолжает. - Виктор пойдёт разыщет тебя, как только мы закончим.
Она наблюдает за мной, пока я не отступаю аж в коридор. После этого говорит Дэнни что-то, чего мне не расслышать. Её трясущаяся рука тянется и трогает блестящую синеватую лысину Дэнни, касается её прямо за ухом. В месте, где прекращается рукав пижамы, старческое её запястье кажется жилистым и тонким, коричневого цвета, как жаренная шейка индейки.
По-прежнему зарывшись носом в головоломку, Дэнни передёргивается.
Меня накрывает запах, - запах подгузников, и надтреснутый голос позади заявляет:
- Ты тот, кто во втором классе швырнул в грязь все мои учебники.
