Удушье
Сидим молча. Боже, мне бы жвачку какую-нибудь. На часах у меня двенадцать двадцать пять.
Она вытирает глаза, хлюпает носом и ненадолго поднимает взгляд.
- Колин, - спрашивает. - А ты ещё любишь меня?
Все эти чёртовы старики. Господи-б…
Да, кстати, если вы не знали - я не чудовище.
Прямо как в какой-то проклятой книге, заявляю на полном серьёзе:
- Да-да, Ева, - говорю. - Да-да, сто пудов, думаю, что возможно пожалуй всё ещё тебя люблю.
Теперь Ева начинает хныкать, свесив лицо в руки, трясётся всем телом.
- Я так рада, - сообщает она, слёзы её падают прямо вниз, серая грязь с кончика носа капает точно ей в руки.
Повторяет:
- Я так рада, - и продолжает реветь, и чувствуется запах жёваного бифштекса по-солсберски, захомяченного в её туфлю, и жёваной курицы с грибами из кармана её халата. Такое - а медсестра, будь она проклята, в жизни не соблаговолит притащить мою маму с водных процедур, а мне к часу нужно вернуться на работу в восемнадцатый век.
Довольно трудно припомнить собственное прошлое, чтобы провести четвёртый шаг. Теперь оно перемешано с прошлым всех этих посторонних. Кто я на сегодня из адвокатов-поверенных - уже не помню. Разглядываю свои ногти. Спрашиваю Еву:
- Доктор Маршалл здесь, как ты думаешь? - спрашиваю. - Не знаешь, она не замужем?
Правду обо мне: кто на самом деле я, мой отец, и всё остальное, - если мама её и знает, значит, она слишком сдурела от чувства вины, чтобы рассказать.
Спрашиваю Еву:
- Может, пойдёшь поплачешь где-нибудь в другом месте?
А потом уже поздно. Поёт синяя сойка.
А Ева эта до сих пор не заткнулась, ревёт и трясётся, прикрыв слюнявчиком рожу; пластиковый браслет дрожит на её запястье, она талдычит
- Я прощаю тебя, Колин. Я прощаю тебя. Я прощаю тебя. О, Колин, я прощаю…
Глава 9
Однажды днём, когда глупый маленький мальчик и его приёмная мать были в магазине, они услышали объявление. На дворе стояло лето, и они скупались перед школой: в том году он шёл в пятый класс. В том году нужно было носить полосатые рубашки, чтобы быть одетым по форме. Это было многие годы назад. То была только его первая приёмная мать.
Полоски сверху вниз, объяснял он ей, когда они услышали это.
Это объявление.
- Внимание, доктор Поль Уэрд, - сказал всем голос. - Пожалуйста, подойдите к своей жене в отдел косметики магазина “Вулворт”.
То был первый раз, когда мамуля вернулась забрать его.
- Доктор Уэрд, пожалуйста, подойдите к своей жене в отдел косметики магазина “Вулворт”.
Это был тайный сигнал.
Поэтому малыш соврал и заявил, что ему нужно сходить поискать туалет, а вместо этого пошёл в магазин “Вулворт”, и там, за открыванием коробок с краской для волос, застал мамулю. На ней был большой жёлтый парик, который делал её лицо на вид слишком маленьким и вонял сигаретами. Она открывала ногтями каждый коробок и вынимала оттуда тёмно-коричневый пузырёк краски. Потом открывала другой коробок и вынимала ещё один пузырёк. Клала первый пузырёк во вторую коробку и ставила её на полку обратно. Открывала новый коробок.
- Хорошенькая, - заметила мамуля, глядя на картинку женщины, улыбающуюся с коробки. Заменила пузырёк внутри на другой. Все пузырьки - из одинакового тёмно-коричневого стекла.
Открывая следующую коробку, спросила:
- Как ты считаешь, она хорошенькая?
А малыш был таким глупым, что переспросил:
- Кто?
- Сам знаешь, кто, - ответила мамуля. - Она ещё и молоденькая. Только что видела, как вы двое смотрели шмотки. Ты держал её за руку, так что не ври.
А малыш был таким глупым, что даже не знал, что можно взять и убежать. Он даже не пытался поразмыслить о вполне конкретных пунктах её условного заключения, или об ордере на арест, или за что последние три месяца она провела за решёткой.
И, подсовывая пузырьки для блондинок в коробки для рыжих, а пузырьки для брюнеток в коробки для блондинок, мамуля спросила:
- Так она тебе нравится?
- Ты про миссис Дженкинс? - переспросил наш мальчик.
