Удушье
Тогда, в забегаловке при книжном магазинчике, пока мы ещё составляли сценарий, она заявила:
- Обязательно подержи заранее нож в холодильнике. Мне нужно, чтобы он был очень и очень холодный.
Я спросил - может нам сойдёт резиновый нож?
А она ответила:
- Нож - это очень важная для моего общего впечатления часть.
Сказала:
- Лучше всего будет, если ты приставишь лезвие к моему горлу прежде, чем оно остынет до комнатной температуры.
Предупредила:
- Но будь осторожен, потому что если ты случайно меня порежешь, - она наклонилась навстречу через столик, выпятив подбородок на меня. - Даже, если поцарапаешь меня - клянусь, я отправлю тебя за решётку прежде, чем успеешь нацепить штаны.
Отхлебнула свой травяной чай, поставила чашечку обратно на блюдце и продолжила:
- Мои ноздри будут очень признательны, если на тебе не будет никакого одеколона, лосьона или дезодоранта с сильным запахом, потому что я очень чувствительна.
У этих голодных баб-сексоголичек такая высокая толерантность. Они просто не могут не дать. Они просто не могут остановиться, чем бы позорным всё не оборачивалось.
Боже, как я люблю взаимную зависимость.
В забегаловке Гвен поднимает на колени сумочку и роется внутри.
- Вот, - объявляет она, разворачивая ксерокопию списка подробностей, которыми она хочет дополнить дело. Вверху списка сказано:
“Изнасилование - дело власти. Это не романтика. Не надо заниматься со мной любовью. Не надо целовать меня в губы. Не рассчитывай на зажимания после акта. Не проси сходить в мой туалет”.
Этим вечером понедельника, в её спальне, прижимаясь ко мне голой, она просит:
- Ударь меня, - говорит. - Только не слишком сильно и не слишком легко. Ударь с такой силой, чтобы я кончила.
Одной из рук я держу её руку заведенной за спину. Она трётся по мне задницей, и у неё резкое загорелое тельце, не считая лица, сильно бледного и навощённого от избытка увлажнителя. В зеркальной двери шкафа мне видно её спереди, с моей рожей, заглядывающей ей через плечо. Её волосы и пот скапливаются в щели между её спиной и прижавшейся к ней моей грудью. Кожа её пахнет горячим пластиком от солярия. В другой руке у меня нож, поэтому интересуюсь - она хочет, чтобы я ударил её ножом?
- Нет, - возражает она. - Это называется колоть. Бить кого-то ножом называется колоть, - говорит. - Положи нож и давай просто ладонью.
Ну, и я пытаюсь выкинуть нож.
А Гвен останавливает:
- На кровать - нельзя.
Ну и я бросаю нож на комод, и поднимаю руку, готовя шлепок. Со спины это делать очень неудобно.
А она предупреждает:
- Только не по лицу.
Ну, опускаю руку пониже.
А она говорит:
- И не бей по груди, если не собираешься вызвать у меня комки.
См. также: Пузырный мастит.
Предлагает:
- Как насчёт того, что ты возьмёшь и ударишь меня по заднице?
А я спрашиваю - как насчёт того, что она возьмёт и заткнётся, и даст мне насиловать её как я хочу.
А Гвен отвечает:
- Если ты так относишься, то можешь смело вытаскивать свой мелкий член и проваливать домой.
Поскольку она только что вышла из ванной, шерсть у неё мягкая и пушистая, а не приглажена так, как когда первый раз стаскиваешь с женщины нижнее бельё. Моя свободная рука пробирается у неё между ног, а она наощупь ненастоящая: резиновая и пластиковая. Слишком гладкая. Немного скользкая.
Спрашиваю:
- Что с твоим влагалищем?
Гвен смотрит на себя вниз и отзывается:
- Что? - говорит. - Ах, это. “Фемидом”, женский презерватив. Это так торчат края. Я же не хочу, чтобы ты меня чем-нибудь заразил.
Моё личное мнение, говорю, но мне казалось, что изнасилование - штука более спонтанная, ну, вроде - преступление страсти.
- Это показывает, что ты ни хрена не знаешь, как надо насиловать, - отвечает она. - Хороший насильник тщательно планирует своё преступление. Он выполняет каждую мелочь, как ритуал.