Удушье
И на какой-то миг мы с этой женщиной стоим молча и прислушиваемся, глядя вверх в никуда.
- Я делаю это - это - потому что мне приятно, - говорит она, застёгивая блузку. - А может - и сама не знаю, зачем таким занимаюсь. Между прочим, за то же самое казнят убийц. Потому что если переступишь раз какие-то границы - то будешь переступать их и дальше.
Спрятав руки за спину, застёгивая змейку на юбке, она продолжает:
- По правде говоря, я на самом деле и не хочу знать, зачем занимаюсь случайным сексом. Просто занимаюсь, и всё, - говорит. - Потому что как изобретёшь для себя хорошую причину - тут же начинаешь урезывать всё под неё.
Она вступает обратно в туфли, взбивает волосы по бокам и просит:
- Пожалуйста, не думай, что это было нечто особенное.
Отпирая дверь, продолжает:
- Расслабься, - говорит. - Когда-нибудь, всё, чем мы только что занимались, покажется тебе так, мелочёвкой.
Высунувшись боком из пассажирского салона, она добавляет:
- Сегодня просто первый раз, когда ты переступил эту обычную черту, - оставляя меня в наготе и одиночестве, напоминает. - Не забудь закрыть за мной дверь, - потом смеётся и говорит. - Если тебе, конечно, теперь захочется её закрывать.
Глава 41
Девушка с конторки уже не хочет кофе.
Не хочет пойти проверить свою машину на стоянке.
Заявляет:
- Если что-то случится с моей машиной - я знаю, кого винить.
А я говорю ей - “шшшшшшшшшш”.
Говорю, мне послышалось что-то важное - утечка газа, или ребёнок где-то плачет.
Голос моей мамы, приглушённый и усталый, доносится из интеркома из неизвестно какой комнаты.
Мы прислушиваемся, стоя у конторки в холле Сент-Энтони, а моя мама рассказывает:
- Лозунг для Америки - “Недостаточно Хорошо”. Всё всегда у нас недостаточно быстрое. Всё недостаточно большое. Мы вечно недовольны. Мы постоянно совершенствуем…
Девушка с конторки объявляет:
- Не слышу никакой утечки газа.
Тихий, усталый голос говорит:
- Я провела всю свою жизнь, нападая на всё подряд, потому что слишком боялась рискнуть создать что-то…
А девушка с конторки обрубает его. Жмёт на микрофон и произносит:
- Сестру Ремингтон к приёмному столу. Сестру Ремингтон к приёмному столу, немедленно.
Жирного охранника с нагрудным карманом, набитым авторучками.
Но когда она отпускает микрофон, из интеркома снова доносится голос, тихий и шепчущий.
- Вечно всё было недостаточно хорошо, - говорит моя мама. - И вот, под конец моей жизни я осталась ни с чем…
И её голос гаснет, уходя вдаль.
Ничего не осталось. Только белый шум. Помехи.
А теперь она умрёт.
Если не случится чудо.
Охранник вылетает через бронированную дверь, смотрит на девушку за конторкой, спрашивает:
- Ну? И что здесь за ситуация?
И на мониторе, в зернистом чёрно-белом, она показывает на меня, сложившегося пополам от боли в кишках, на меня, держащего в руках свой раздутый живот, и объявляет:
- Он.
Говорит:
- Этому человеку нужно запретить доступ на территорию - начиная с текущего момента.
Глава 42
Как показали в новостях прошлым вечером - я стою ору, размахивая руками перед камерой, Дэнни стоит чуток позади, пристраивая камень в кладку, а Бэт ещё чуть сзади него, разбивает камень в пыль, пытаясь вырубить статую.
По ящику я получился желтушно-жёлтым, сгорбленным от вздутия и веса моих кишок, расползающихся внутри на части. Согнувшись, поднимаю рожу, чтобы смотреть в камеру; моя шея гнётся дугой от головы к воротничку. Шея у меня толщиной в руку, кадык торчит наружу, толстый как локоть. Это было вчера, сразу после работы, поэтому на мне по-прежнему блузкообразная полотняная рубаха из Колонии Дансборо и бриджи. Плюс башмаки с пряжками и галстук - тоже хорошего маловато.
- Братан, - замечает Дэнни, сидя рядом с Бэт в её квартире, когда мы смотрим себя по ящику.
