Удушье
Лучшая защита для тебя - кто бы этого не сделал, кто бы ни открыл дверь и не увидел тебя, сидящего внутри, он всегда сочтёт это за свою ошибку. За свою вину.
Вот я всегда считал. Вваливался к мужчинам и женщинам, сидящим на унитазе в самолётах, поездах, автобусах “Грейхаунд”, или в таких вот крошечных одноместных туалетах-юнисекс “или/или” по ресторанам; открывал я дверь, обнаруживая сидящую внутри незнакомку, какую-нибудь блондинку со всевозможными голубыми глазами и зубами, с кольцом в пупке и на высоких каблуках; между колен у неё растянуты трусики-стринги, а все остальные вещи и лифчик сложены на полочке у раковины. Каждый раз, когда такое случалось, я раздумывал - какого хрена люди не в состоянии закрыть дверь?
Как будто что-то бывает случайно.
В странствиях ничего не бывает случайно.
Может статься, где-то в поезде, между домом и работой, вы откроете дверь туалета - и обнаружите там брюнетку, волосы у неё заколоты, и только длинные серёжки дрожат вдоль её белой шеи, а она просто сидит внутри, свалив на пол нижнюю половину шмоток. Её блузка распахнута, а под ней ничего, кроме её рук, обхвативших груди: её ногти, губы и соски одного и того же оттенка, среднего между красным и коричневым. Ноги у неё такие же гладкие, как шея, - гладкие, как машина, на которой можно нестись со скоростью двести миль в час; а волосы её повсюду того же тёмного цвета, и она облизывает губы.
Вы захлопываете дверь со словами:
- Извиняюсь.
А она отзывается откуда-то из глубины:
- Не надо.
И по-прежнему не запирает дверь. Маленький значок по-прежнему гласит:
“Свободно”.
Получалось так, что я летал туда-обратно с Восточного побережья в Лос-Анджелес, пока ещё был в государственной программе подготовки врачей. Во время каникул между семестрами. Шесть раз я открывал дверь, а за ней оказывалась всё та же рыжеволосая любительница йоги, обнажённая снизу до пояса, подтянувшая и скрестившая ноги на сиденье унитаза, полирующая ногти фосфорной полоской коробка спичек, словно пытаясь высечь из себя огонь, одетая в одну только шёлковую блузку, узлом завязанную на груди, - и все шесть раз она смотрит вниз на розовую веснушчатую себя, обрамлённую оранжевым дорожным ковриком, потом её глаза цветом в точности как олово медленно поднимаются на меня, - и каждый раз она заявляет:
- Если не возражаешь, - говорит. - Здесь я.
Все шесть раз захлопываю дверь у неё под носом.
Всё, что могу придумать сказать в ответ:
- Ты что, английского не знаешь?
Все шесть раз.
Всё происходит меньше чем за минуту. На раздумья времени нет.
Но случается такое всё чаще и чаще.
В каком-то другом перелёте, может быть, на авиамаршруте между Лос-Анджелесом и Сиэтлом, вы откроете дверь, за которой окажется пляжный блондин, обхвативший парой загорелых рук большой фиолетовый поршень у себя между ног: мистер Клёвый отбрасывает с глаз спутанные волосы, направляет свой поршень, стиснутый и влажно блестящий внутри гладкой резинки, - направляет его прямо на тебя и предлагает:
- Эй, чувак, присоединяйся…
Доходит до того, что каждый раз ты идёшь в сортир, и маленький значок гласит “свободно”, - а внутри обязательно кто-то есть.
Ещё одна женщина, погружённая в себя по две костяшки.
Очередной мужчина, у которого между большим и указательным пальцем танцуют его четыре дюйма, навострившиеся и готовые выбросить маленьких белых солдатиков.
Начинаешь раздумывать - что они такое подразумевают под “свободно”.
Даже в пустом сортире тебя встречает запах спермицидного мыла. Бумажные салфетки постоянно израсходованы до единой. Замечаешь отпечаток босой ступни на зеркале в туалете, на высоте шесть футов от пола, у верхнего края зеркала, - маленький изогнутый отпечаток женской ступни, пять круглых пятнышек от её пальцев; и думаешь - что здесь случилось?
Как в случае закодированных публичных объявлений, вальса “Дунайские волны” и сестры Фламинго, недоумеваешь - что происходит?
Думаешь - почему не сообщили нам?
Примечаешь след помады на стене, почти возле пола, и можно только гадать, что здесь творилось.
